- Сопровождение проектов по слиянию и поглощению требует знания и применения множества норм как частного, так и публичного права. Какая отрасль российского права развита сегодня наиболее слабо?
- Действующее сейчас российское законодательство в целом является достаточно развитой системой правовых норм, регулирующих отношения участников коммерческой деятельности. Мы наблюдаем постоянную и динамичную модификацию положений законов, в особенности в области нашего корпоративного права. Однако некоторые виды правоотношений не получили пока должного отражения в законодательстве и правоприменительной практике. В частности, это касается сделок по слияниям и поглощениям. Как известно, большая часть таких сделок в отношении находящихся в России активов подчиняется их участниками английскому праву и проводится на базе корпоративных структур, находящихся в странах англосаксонской системы права. Это обусловлено прежде всего тем, что участники сделок не могут быть уверены в эффективном исполнении в России таких достаточно стандартных для этих договоров условий и положений, как оговорки о заверениях и гарантиях, освобождении от ответственности, отказе от использования определенных средств правовой защиты. По мнению юристов, многие из этих правовых конструкций могли бы использоваться в российской договорной практике и при нынешнем уровне развития нашего законодательства. Однако проблема заключается в том, что мы не знаем, какой будет реакция судов на те юридические формулы и инструменты, которые заложат практикующие юристы в тех или иных договорных документах. Будет ли судья воспринимать тот или иной правовой инструмент, который мы использовали в договоре, так же, как его воспринимаем мы, — вот это главный вопрос. Решить эти проблемы только путем совершенствования законодательства практически невозможно.
Решающим фактором для перевода сделок по слияниям и поглощениям в область применения российского права может стать устойчивая и длительная правоприменительная практика.
Именно поэтому юристы предпочитают применять к определенным взаимоотношениям иностранные правовые нормы вместо российских: у них нет уверенности в том, что правоприменитель имеет твердый, устоявшийся взгляд на тот или иной правовой инструмент.
Конечно, это совершенно не означает, что наше законодательство не должно развиваться, но значительные усилия должны быть сконцентрированы на совершенствовании практики его применения. Полагаю, что предложенная Президентом Концепция совершенствования гражданского законодательства является достаточно очевидным примером необходимости такой модернизации.
Если говорить более конкретно о том, какие институты гражданского права получили наиболее слабое развитие, то, наверное, перечень будет не очень большой. Однако важно отметить, что это вопросы разных аспектов, в том числе разумности и добросовестности поведения участников коммерческих отношений, вопросов так называемых неденежных обязательств и, — что очень существенно для корпоративных взаимоотношений, — обязательства по предоставлению полной информации обо всех правовых и финансовых аспектах деятельности компаний, полномочиях на совершение сделки и ответственности за нарушение этих обязательств. Это также вопросы, связанные с возможностью применения всевозможных опционных схем при реализации акций. Это вопросы, связанные с разрешением так называемых тупиковых ситуаций. Вот те проблемы, урегулирование которых российские юристы очень часто выносят в иностранные юрисдикции, потому что нет должной уверенности, что российское право в целом сможет эти вопросы разрешить.
Даже если мы будем опираться на уже существующие нормы российского права, не факт, что мы встретим должное понимание в судах. Как вы знаете, по многим вопросам, например по репутационным рискам, на протяжении очень короткого промежутка времени, за восемь — десять лет, позиция судов кардинально менялась. Это создает определенную неуверенность.
Говорить о том, что это очевидный недостаток правовой системы страны, в которой мы живем, было бы некорректно. Это вопрос нашей молодости — просто наша страна, наше законодательство, юристы, судьи прожили еще не такую долгую жизнь в новых условиях для того, чтобы создать этот необходимый фундаментальный пласт практики применения тех или иных институтов гражданского законодательства.
- Вы сказали, что основная проблема — это отсутствие практики применения. Мы знаем, что недавно утратившие силу Закон об авторском и смежных правах и Патентный закон за годы своего существования применялись довольно часто, что позволило сформировать широкую практику применения. Но с появлением четвертой части ГК все положения прежних законов утрачивают силу, в связи с чем уходит в небытие и та самая длительная практика их применения. Как Вы расцениваете эту ситуацию? Это плюс для российского права или минус?
- С заменой упомянутых законов четвертой частью Гражданского кодекса практика в небытие не ушла. Все институты, которые были так или иначе освещены предыдущим законодательством, получили свое новое развитие, возможно, немного новую интерпретацию в четвертой части Кодекса. Что такое практика? Это не только формальные решения. Это подходы, это интеллектуальное осмысление действий той или иной нормы судейским сообществом во главе с высшими судебными органами. Поэтому эта практика, весь этот интеллектуальный багаж остался с нами. Авторское право не изменилось кардинально с введением четвертой части Гражданского кодекса.
Кроме того, совершенствование законодательства — это не только механическая компиляция текстов законов в одну-единственную книжку под названием «ГК». Это же еще и создание единого комплексного подхода к гражданскому законодательству, это учет современной практики иностранного законодательства. Это также учет происшедших в нашем обществе за последнее время изменений. И если какие-то институты и правовые феномены десять лет назад были нам просто непонятны — как и что с ними делать, что это вообще такое? — то сегодня мы понимаем их назначение. Мы развиваемся, и изменения законодательства отражают стадии этого развития.
Необходимо сближать наше законодательство с законодательством европейского сообщества, которое, конечно, достигло фантастических результатов в развитии нормотворческой и правоприменительной практики. И то, что мы пытаемся брать лучший их опыт в той мере, насколько он применим в нашей правовой среде, это прекрасно! Создателями четвертой части ГК как раз были сделаны эти попытки.
Другое дело, как они оцениваются профессиональным сообществом: какие-то заимствования из иностранного опыта, может быть, удачны, какие-то — не очень. Но нельзя говорить о том, что четвертая часть ГК — это революционный переворот в нашем праве. Нет, она базируется на предыдущем опыте, новых взглядах и является эволюционным этапом развития нашего права.
- Вы упомянули тупиковые ситуации, которые невозможно решить при помощи российского права. Что Вы имели в виду? Например, невозможность сменить генерального директора в ООО при владении участниками долей 50 на 50?
- Возникновение таких ситуаций связано с очень популярной формой построения бизнесменами своих отношений на паритетных началах. Это не обязательно 50 на 50 в уставном капитале, хотя это главная предпосылка. Основанием для возникновения тупиковой ситуации может быть в принципе и требование о единогласии. Вы можете владеть долей в 20%, но в соответствии с положениями учредительных документов от участников общества будет требоваться единогласное решение по ряду вопросов — вот и возникает та самая тупиковая ситуация, когда один из партнеров голосует «за», а другой «против». Входя в бизнес и желая добросовестно и по-партнерски строить свои отношения, люди с некоторой эйфорией подходят к вопросу единогласного голосования или раздела долей 50 на 50, не задумываясь, что в жизни они могут столкнуться с обстоятельствами, которые будут кардинально отличаться от тех, которые существовали, когда они подписывали документы и ударяли по рукам. И в этой новой ситуации будут неразрешимые противоречия. Такие разногласия не обязательно должны носить какой-то враждебный характер, просто один партнер считает так, а другой — по-другому. И здесь им обязательно нужно будет разойтись, но разойтись цивилизованно. Один из участников должен будет покинуть коммерческое предприятие, получив соответствующую справедливую стоимость той собственности, которую он оставляет в руках своего партнера, а другой скорее всего должен будет остаться единственным владельцем этого бизнеса, заплатив справедливую цену выходящему партнеру. В нашей договорной практике мы делали неоднократные попытки решать эти ситуации на основе российского права, но при этом не чувствовали полной уверенности в эффективности предлагаемой конструкции. В подавляющем числе случаев мы стараемся выносить такие дела в англосаксонскую правовую систему. Но мы не видим никаких препятствий для такого изменения нашего законодательства, которое позволит нам чувствовать себя спокойно и уверенно.
Сегодня я констатирую, что тенденции совершенствования законодательства, особенно корпоративного, великолепные. Я думаю, что рано или поздно в рамках той или иной законотворческой инициативы вопрос разрешения тупиковых ситуаций тоже получит свое осмысление на законодательном уровне.
- А такой институт Закона об ООО, как исключение участника из общества, не может применяться в подобной ситуации?
- Нет. У него совершенно другая концепция: если участник своими действиями или бездействием так или иначе причиняет ущерб обществу, блокирует его работу, т.е. ведет себя не как подобает бизнесмену, осуществляющему коммерческую деятельность и проявляющему определенную заботу об имуществе, которое является и его собственностью, к нему применяется такая жесткая мера, как исключение, при этом с учетом тех новелл, которые сейчас уже введены. Это своего рода санкция, а разрешение тупиковых ситуаций представляет собой процедуру, позволяющую двум участникам коммерческих отношений с минимальными потерями и максимально справедливо разрешить некое противоречие.
- И здесь можно перейти к новым нормам об акционерных соглашениях.
- Да, это перекликающиеся вопросы. Само по себе появление в нашем законодательстве положений об акционерных соглашениях — это очень позитивный, но только первый шаг в развитии нашего законодательства в этом направлении. Вы могли заметить, что новые положения, которые введены в Закон об акционерных обществах, даже по объему еще очень невелики.
Главная задача на уровне законодательства — это создание детального регулирования многих вопросов, которые возникают перед акционерами в рамках создания, осуществления деятельности общества, голосования на собраниях, формирования органов управления, номинирования в органы управления соответствующих лиц и обеспечения неденежных обязательств.
Отвечая на первый вопрос, я как раз имел в виду неденежные обязательства в корпоративной области — то, что очень часто включается в акционерные соглашения, подчиненные иностранному праву, например в комплекс обязательств по ведению дел общества. Во-первых, действительность подобного обязательства должна соответствующим образом законодательно подтверждаться. Во-вторых, важно урегулировать, как будет обеспечиваться исполнение этого обязательства, ведь нам хочется обеспечить исполнение каждого обязательства, а не только рассчитывать на добрую волю. В конце концов, если обязательство партнера секьюритизировано — это залог спокойного сна всех участников. Это очень важный момент. К сожалению, мы пока не находим поддержки в законодательстве, я уже не говорю о судебной практике.
Еще раз отмечу, что чем больше, интенсивнее и серьезнее будет унификация судебной практики, тем увереннее будут себя чувствовать юристы и их клиенты в российской правовой среде.
Поэтому на вопрос, можно ли говорить сегодня о том, что после легализации акционерных соглашений в нашем законодательстве мы автоматически перейдем на использование российского права, я ответил бы так: создана хорошая предпосылка для того, чтобы во многих случаях во взаимоотношениях акционеров мы все больше и больше применяли российское право. Но еще осталось очень много аспектов и определенных элементов, большую уверенность в регулировании которых дает иностранное право.
Это относится, к примеру, к так называемым заверениям и гарантиям и ответственности за их нарушение. Это огромный пласт, серьезнейший институт корпоративных взаимоотношений, который тесно связан с добросовестностью ведения дел. Судя по тому, что я прочел в упоминавшейся Концепции совершенствования законодательства, этому институту будет уделено должное внимание. Мы, наконец, доросли до таких серьезных и сложных тенденций в развитии нашего права.
- Но это все-таки институт прежде всего системы общего права.
- Да, очень правильное замечание. Он, конечно, основан на многих базовых принципах общего права. Но, наверное, вы заметили, что последние пятьдесят лет происходит сближение двух правовых систем, особенно в области регулирования коммерческой деятельности. Мы можем это видеть на примере законодательств Голландии и Германии. Традиционно германское законодательство считалось столпом континентальной системы права. Но немцы, очень прагматичные люди с очень развитым интеллектуальным потенциалом общества, пришли к выводу, что нужно сближать правовые системы там, где это возможно. Я думаю, что representations and warranties — это тот институт, который не имеет непреодолимых препятствий для того, чтобы при соответствующей адаптации существовать в нашем законодательстве.
- Какими принципами Вы руководствуетесь, рекомендуя иностранному клиенту форму и место разрешения потенциально возможных споров по контракту?
- В таком случае мы руководствуемся скорее не какими-то общими принципами, а оценкой конкретной ситуации и самого предмета контракта. Если это сложный комплексный договор, связанный с инвестиционной деятельностью иностранных компаний на территории России, затрагивающий многие аспекты и содержащий множество обязательств (например, поставка, наладка оборудования, ввод в эксплуатацию каких-то производственных мощностей, вопросы интеллектуальной собственности, гарантии, проектное финансирование), то в этом случае скорее всего мы с большей профессиональной уверенностью будем рекомендовать формулировать арбитражную оговорку в пользу международных коммерческих арбитражных судов в Москве, Стокгольме или Лондоне. Можно еще рекомендовать Международную торговую палату. Если же мы говорим об обычном договоре аренды офисных помещений, то по многим причинам целесообразно отдать предпочтение российскому государственному арбитражу. Но, конечно, нужно иногда принимать во внимание реалии нашей страны. Если контрагентом нашего иностранного клиента является градообразующее предприятие, мы бы с большей симпатией отнеслись к договору, возможные споры по которому будет рассматривать судебный орган, находящийся не в этом городе и не в этой области. Все зависит от конкретной ситуации.
Сегодня гораздо чаще, чем раньше, мы стали использовать российские суды в качестве места рассмотрения потенциальных споров. Наша уверенность в российской судебной системе возросла. Мы видим эффективность работы наших судов, особенно в столице. Да, собственно, и в регионах часто сталкиваешься с очень компетентными судьями.
Кроме того, рассмотрение коммерческих споров в четырех инстанциях российских арбитражных судов может быть завершено в течение двух лет. Полагаю, что в этом отношении российская судебная система — одна из самых эффективных в мире. Поэтому того напряженного отношения к российскому судопроизводству, которое было в середине — конце девяностых годов и даже в начале нового тысячелетия, сейчас нет.
Мы исповедуем исключительно прагматичный подход к выработке наших рекомендаций, принимая во внимание прежде всего следующие аспекты: необходимость наличия специальной компетенции у судей для разрешения споров из данного контракта, процессуальные сроки рассмотрения дел во всех инстанциях, исполнимость решения суда в других странах, расходы на ведение дела.
Ни Международный коммерческий арбитражный суд, ни арбитражные суды Российской Федерации не исключены из списка рекомендуемых только в силу каких-то общих подходов и стереотипных штампов, мы просто принимаем во внимание все аспекты конкретной ситуации и конкретного проекта.
- А проблема исполнения решений?
- Как я уже сказал, это один из критериев, который мы учитываем при формировании отношения нашего клиента к тому или иному форуму, который должен будет рассматривать потенциальные споры. Естественно, мы принимаем во внимание наличие имущества или денежных средств у нашего потенциального ответчика за рубежом, с тем, чтобы в этом случае принять решение в пользу международного коммерческого арбитража, исполнение решения которого может быть осуществлено за границей.
- Какую роль в современных российских корпоративных отношениях играет корпоративная этика?
- Это явление, с которым мы впервые столкнулись лет десять назад в период, когда российские предприятия стали выходить на мировые рынки капитала, осуществлять крупные инвестиционные проекты с привлечением иностранных компаний на территории России и, что самое главное, вышли на зарубежные публичные рынки акций. Мы увидели, что иностранные компании в силу действия норм законодательства и определенных принятых в бизнесе правил, а также в силу своего внутреннего убеждения исповедуют несколько иные принципы в отношении корпоративного управления, что в конечном итоге реализуется в корпоративной этике, т.е. в отношениях компании и ее акционеров, отношениях внутри менеджмента компании, отношениях компании с третьими лицами, контрагентами, государством. Прежде всего к этому относятся вопросы раскрытия информации о деятельности компании и о составе участников компании, т.е. о ее владельцах.
Деятельность всех российских компаний, акции которых обращаются на западных фондовых рынках, сегодня полностью соответствует тем стандартам и правилам, которые применяет западное законодательство по отношению к своим собственным игрокам.
Каков удельный вес применения высших стандартов корпоративной этики и корпоративного управления в России? Я думаю, что пока это очень небольшой сектор. Это относится в первую очередь к международным публичным компаниям и тем крупным компаниям, которые интенсивно задействованы и заинтересованы в международном сотрудничестве. Они вынуждены вести себя по определенным правилам, и в большинстве случаев такое поведение становится для них нормой. Соответственно глубокое осознание того, что эти правила — не вынужденность, а реальный инструмент улучшения деятельности компании, ее имиджа, деловой репутации, в конечном итоге — эффективности ее работы, потихонечку приходит. На самом деле в высших эшелонах российского бизнеса оно существует давно, и все это понимают. Многие руководители, владельцы крупных компаний уже давно приводят свое корпоративное управление в соответствие с западными стандартами, но постепенно осознание необходимости в этом приходит уже и к компаниям среднего уровня и, наверное, рано или поздно дойдет до малого бизнеса.
Корпоративная этика — это очень действенный инструмент становления цивилизованных отношений в бизнесе и повышения эффективности деятельности самой компании. Рано или поздно естественный процесс развития приведет к тому, что она станет повседневной нормой деятельности большинства участников хозяйственного оборота в России.
- Как Вы полагаете, какое будущее у обычаев делового оборота, норм обычного права — не только в сфере корпоративного управления, а в целом? Каков сейчас уровень диспозитивности в российском праве? С Вашей точки зрения, есть ли будущее у внутрикорпоративных регуляторов или мы так и будем полагаться на то, что написано в законе, и ждать, пока законодатель за нас все придумает?
- Я думаю, что диалектическое сосуществование и взаимодействие этих двух направлений в создании правил осуществления коммерческой деятельности будет существовать всегда, при этом законодательство всегда будет играть главенствующую роль, а правила, разрабатываемые профессиональными сообществами, будут дополнять законодательство. В некоторых случаях роль профессиональных сообществ в процессе совершенствования законодательства может быть существенной. Так что нам придется во многом полагаться на законодательство.
- А не слишком ли оно подробно?
- Подробность регулирования я склонен рассматривать больше как позитив, чем негатив. Гораздо хуже интерпретационная свобода, которая часто приводит к существенной правовой нестабильности.
Как известно, два юриста — три мнения. А судья — тоже юрист и тоже человек. Поэтому я больше за детализацию законодательства при всех ее недостатках, нежели за «каучуковую» норму, декларирующую какие-то общие принципы.
При этом участники делового оборота будут постоянно создавать удобные для них и естественным путем возникающие правила. Я думаю, что разработчики Концепции совершенствования гражданского законодательства принимают во внимание то, что происходит в деловом обороте. А создавая правила и обычаи делового оборота, его участники ориентируются на то, что происходит в законодательстве. Это двусторонний процесс, участники которого при идеальной ситуации помогают друг другу принять правильные и эффективные решения.
- С 1 июля вступают в силу масштабные изменения в Закон «Об обществах с ограниченной ответственностью». Как Вы их оцениваете? Готовы ли нотариусы к увеличивающемуся объему корпоративной работы?
- Оценка в целом очень положительная. Но, конечно, осознание этих норм и того, как они будут работать, произойдет несколько позже при их непосредственном применении на практике.
Прежде всего мы видим, что сделаны попытки самым серьезным образом защитить добросовестных собственников от атак рейдеров и недружественных поглощений, в том числе и дополнительной формализацией регистрационного процесса перехода права собственности на долю. В него включены новые публичные игроки — нотариусы, а государство, по-видимому, берет на себя обязанность обслуживать этот процесс. И я надеюсь, оно с честью исполнит эту роль, потому что сроки, определенные на все процедуры, очень сжатые. Представляется, что усложнение законодательства в этой области полезно для участников делового оборота.
Я отношусь к развитию и усложнению законодательства положительно еще и потому, что оно открывает новое поле деятельности для юристов, причем деятельности довольно креативной. Ведь сначала нужно осознать и попытаться спрогнозировать все возможные последствия применения той или иной конструкции, которую сегодня предлагает закон участникам общества. Это интересно и дает возможность проявить себя как профессионала.
Готовы ли к изменениям нотариусы? Насколько мне известно, Нотариальная палата уделила очень большое внимание этому вопросу, разработала методические указания, ведет постоянные переговоры с налоговыми органами. Обсуждается, в частности, вопрос, связанный с передачей документов: должен это делать нотариус или это разрешается сделать помощнику? Как видим, в первые месяцы применения новых процедур были определенные сбои и проблемы, но надо к ним относиться с определенной долей терпимости, и полагаю, что к концу года стонов о том, как тяжела эта процедура, будет все меньше и меньше. В конечном итоге все пойдет по накатанным рельсам, как это было при старой процедуре. К тому же, я думаю, что для нотариусов изменения интересны и с прагматической точки зрения — для них это дополнительная работа, дополнительный сервис, который они оказывают и за который будут получать вознаграждение, и, полагаю, они заинтересованы в том, чтобы этот механизм работал в комфортном для их клиентов режиме.
- Как Вы относитесь к идее увеличения минимального размера уставного капитала в ООО и АО? Предлагается увеличить его до 1 млн рублей для обществ с ограниченной ответственностью.
- На данном этапе я отношусь к этому положительно, хотя в Западной Европе его сегодня уменьшают.
Уставный капитал — это тот минимум гарантий, который может предоставить общество третьим лицам, и его величина и наполнение должны быть реальными и понятными для регистрирующих органов.
Этого соображения всегда придерживались на Западе. И вдруг они отказываются от этого. Почему так происходит? Я могу предположить, что в Европе акцент сейчас сделан на раскрытие информации и на транспарентность деятельности коммерческих структур. Не буду перечислять дальше, но, по-видимому, огромный комплекс вопросов был принят во внимание европейскими законодателями, когда они отказались от своей священной коровы — минимальной гарантии по обязательству общества перед третьими лицами. Предполагаю, что, если принимать во внимание уровень развития общества и законодательства в западноевропейских странах, а также уровень эффективности применения норм об ответственности компаний и ее должностных лиц по совершаемым сделкам, этот вопрос для этих стран более неактуален. Доросли ли мы до такого уровня? Мне кажется, что нет. Поэтому, наверное, все-таки следует поддержать ту инициативу об увеличении уставного капитала, которая изложена в Концепции. Деньги уже имеют другую стоимость, и поэтому сумму нужно каким-то образом увеличивать, ведь 10 тыс. рублей в качестве минимальной гарантии — это несерьезно. На этом этапе развития нашего общества можно поддержать такой подход, а дальше посмотрим. Может быть, мы тоже придем к тому счастливому этапу развития, когда и у нас уставный капитал перестанет играть ту роль, которую он играл последние 100 лет в мировой коммерческой практике.
- Сопровождает ли ваша компания стадию исполнения судебных решений?
- Мы работаем в этой области. Часто, выиграв дело, получив исполнительный лист, клиент обращается к нам за услугами, которые мы оказываем уже в исполнительном производстве. В частности, сейчас мы ведем очень сложное дело как раз в области исполнительного производства, в рамках которого накладываются аресты на недвижимое имущество должника и его права аренды земли.
- Какие основные проблемы Вы видите в сфере российского исполнительного производства?
- Мы работаем в этой области уже чуть более 10 лет, с 1998 г. Отчетливо видны позитивные тенденции в работе службы судебных приставов. То, как мы работали с этой службой в 1998 г., и то, как это происходит сейчас, несравнимо — и по уровню компетенции, и по самой эффективности работы. Если раньше мы сами выискивали счета и имущество должника и приносили эту информацию судебному приставу, который просто не имел инструментария, чтобы сделать то же самое, то сегодня в этом нет никакой необходимости.
Что я считаю необходимым изменить? Мне кажется, служба судебных приставов при всем значительном прогрессе по-прежнему недостаточно хорошо оснащена и с точки зрения помещений и оборудования, и с точки зрения автомобилей, а также в области обеспечения физической безопасности ее сотрудников. Ведь они сталкиваются с очень разными ситуациями.
Мне кажется, что государство должно самым серьезным образом улучшить оснащенность службы судебных приставов, ведь именно исполнение судебного решения и есть та финальная и важнейшая процедура, определяющая уровень правопорядка в стране.
Одно дело — написать прекрасное законодательство, другое — создать судебную систему, которая в состоянии принимать независимые и компетентные решения, но финалом является неотвратимость и эффективность исполнения этих судебных решений.
Я очень много работаю с иностранцами, у нас 60—70% клиентов — крупнейшие иностранные корпорации, работающие в России. Практически все 17 лет нашей работы мы слышим от них вопрос: «Что с исполнением? Каким образом будет исполнено то решение, которое вынесет суд?» Это чрезвычайно важная функция в становлении и развитии правового государства. Мне кажется, что эта функция имеет еще и колоссальное имиджевое значение для государства, для его правовой системы, во многом определяющее отношение к нам со стороны иностранных инвесторов.
- Как Вы считаете, вознаграждение судебных приставов должно зависеть от объема решений, исполненных конкретным приставом?
- Я не специалист в области развития и становления институтов государства, но у меня всегда вызывала дискомфорт мысль о том, что чиновник может получать премии в зависимости от вала и т.д. Я всегда этого боялся, потому что он может начать работать на цифровые показатели, а значит, нарушать закон. Мне кажется, что это общая проблема бюрократического аппарата, и задача, которая стоит перед государством, заключается в том, чтобы наладить эффективность работы этой машины. Чиновник должен получать достойную зарплату и иметь очень достойные социальные гарантии. Как и в других странах, зарплаты наших чиновников ниже, чем у работников коммерческих структур, но в коммерческой структуре работник находится в зоне риска: его могут уволить, могут не сложиться отношения, что-то может не получиться, и он потеряет работу. Если и говорить о премировании, то премия должна зависеть не от количественных показателей, а от креативности и эффективности работы чиновника.
- Как Вы относитесь к идее передачи функций принудительного исполнения негосударственным структурам?
- Я категорически против этого. Решение суда и исполнение этого решения — это функция государства. Передача принудительного исполнения в негосударственные частные структуры очень серьезным образом девальвирует главный концептуальный стержень. Второе. В результате осуществления процедур исполнительного производства возникают различные ситуации, в том числе может быть нанесен ущерб имуществу гражданина. Сегодня гражданин имеет в таком случае дело с государством, а при принудительном исполнении частными структурами — с кем он будет иметь дело? Каковы гарантии? И третье. Я не считаю, что эти услуги, которые сегодня оказывает государство своим гражданам и службам, а также иностранцам и получает за это соответствующую оплату, можно будет удачно трансформировать в бизнес частных коммерческих структур.
Я полагаю, нужно просто развивать инфраструктуру службы судебных приставов, и тогда не будет возникать мысли о том, что для придания большей эффективности исполнительному производству нужно передавать эти функции частным структурам. Но главное то, что это по своему содержанию государственная функция. Государство должно полностью, от А до Я, и ответственно осуществлять эту деятельность.
- Часто судьями становятся не адвокаты, а работники аппарата судов. Каково Ваше отношение к подобной практике?
- Вопрос сложный. На первый взгляд это, наверное, можно рассматривать как естественный рост молодого специалиста, который пришел в систему судопроизводства в качестве помощника судьи, и такая система профессионального роста может оказаться очень даже эффективной с точки зрения качества его работы уже как судьи. Он знает всю кухню: процесс анализа законодательства и судебной практики, делопроизводство. Я думаю, что это бесценный опыт, который будет совершенно очевидно выделять его и даст ему определенные преимущества по сравнению с адвокатом, наблюдающим судью только в зале судебного заседания. Я полагаю, что это нормальный и логичный процесс профессионального роста юриста, при условии, что он отвечает всем остальным требованиям, предъявленным к судье. С другой стороны, имея существенный стаж работы и большой опыт в различных областях права, адвокат выглядит более предпочтительным кандидатом на роль судьи, нежели молодой помощник, и если при рассмотрении этих двух кандидатур выбор был сделан в пользу помощника, то это неправильно.
- А нормально ли, когда у адвоката при прочих равных условиях вероятность стать судьей меньше, чем у помощника, который имеет опыт работы в суде, но никогда не общался с клиентом, никогда не вникал в бизнес-процессы?
- Я не знаю, насколько опыт общения с клиентом важен для судьи. А что касается чисто профессиональных знаний, то, работая вместе с судьей, наблюдая, каким образом анализируется законод
